Ночи Ромадана

САН-ДИМ ИТРИ

А разве будет бал? — спросил я.

— Слышите музыку?

В самом деле, до меня донеслись пронзительные звуки греческого или валашского оркестра. Но ото совсем не означало, что там танцы; в большинстве кофеин и питейных заведений Константинополя тоже есть музыканты, которые играют даже дном.

— Пойдемте со мной,— предложил незнакомец.

Шагах в двухстах от кафе мы увидели богато украшенные ворота сада, который имел форму треугольника. Деревья были увиты гирляндами, столики стояли среди зеле-пи — все это, впрочем, не в диковинку для парпжашша. Мои спутник был в восторге. Мы вошли внутрь; все помещения были заполнены посетителями, оркестранты изо всех сил изощрялись в игре на однострунных скрипках, тростниковых флейтах, тамбуринах, гитарах, исполняя, впрочем, довольно оригинальные мелодии. Я спросил, где же происходит бал.

— Терпение,— ответил незнакомец,— бал начнется только после захода солнца. Таковы правила, установленные полицией. Впрочем, ждать осталось недолго.

Он подвел меня к окну: действительно, солнце уже опускалось за фиолетовый горизонт над Золотым Рогом. Сразу же со всех сторон раздался оглушительный грохот. Это пушки Тоихапе, а затем и всех кораблей, стоявших в порту, салютовали по случаю двойного праздника. Одновременно вдалеке, где виднеются силуэты Стамбула, начался волшебный спектакль. По мере того как на землю ложилась ночь, длинные языки пламени освещали купола мечетей, выписывая на них узоры арабской вязью — наверное, то были легенды, начертанные затейливыми буквами; словно тысячи мачт над домами вознеслись освещенные минареты, опоясанные галереями. Со всех сторон доносилось, обычно нежное, сегодня оно звучало подобно триумфальному гимну.

Мы вернулись в зал; танцы уже начались.

В середине оставалось пустое пространство, из глубины зала туда вышло человек пятнадцать танцоров в красных фесках, вышитых куртках и ярких поясах. Первый, казалось, вел за собой остальных, которые раскачивались, взявшись за руки, он же словно плел танцевальный рисунок, не приближаясь к соседу и не удаляясь от него больше чем на расстояние, равное платку, за концы которого держались каждые двое. Главный танцор напоминал голову огромной гибкой змеи, а его партнеры — свернувшееся кольцами туловище.

Очевидно, это был греческий танец — с характерными покачиваниями бедер, переплетением рук и движением цепочкой. Когда он закончился, меня начала было одолевать скука, поскольку я видел множество таких танцев в Египте, но в этот момент появились танцовщицы, которые образовали ту же фигуру. В большинстве своем это были молодые и изящные женщины в левантийских нарядах; их красные шапочки были вышиты золотом, длинные косы с вплетенными туда цехинами спускались до пола, волосы были украшены цветами; среди зрителей у них сразу же появилось множество поклонников. Но это были лишь греческие девушки, которые пришли на праздник с друзьями братьями, и любая попытка поухаживать за ними могла бы закончиться ударом ножа.

— Сейчас я вам покажу нечто более интересное,— сказал мне мой новый знакомый.