Ночи Ромадана

ПРИКЛЮЧЕНИЕ В ДРЕВНЕМ СЕРАЛЕ

Я не понимал, из робости или из-за условностей этикета она не решается признаться в своих чувствах, и думал, что нужно действовать более решительно.

Я пылко припал к ее руке, впрочем, она не слишком сопротивлялась, как вдруг послышался шум. «Янычары! Янычары!» — в ужасе заметались рабы и слуги. Султанша о чем-то переговорила со своей стражей, потом отдала им какое-то приказание. Меня и двух канатоходцев по потайной лестнице провели в комнату внизу, где какое-то время мы оставались в темноте. У нас над головами пробежали солдаты, потом донесся шум борьбы, и мы похолодели от ужаса: сейчас взломают дверь нашего убежища. По лестнице торопливо спустилась стража султанши, и со словами: «Все кончено... Спускайтесь сюда!» — перед нами открыли что-то вроде люка. В темноте я стал нащупывать ступеньки и вдруг шагнул в пустоту...

Все трое мы оказались в Босфоре. Дворцы на берегу моря, и в частности Бешик-Таш, который вы, наверное, видели на европейском берегу Стамбула, в четверти лье от города, частично построены на сваях. Полы комнат нижнего этажа представляют собой настилы из кедровых досок, которые находятся прямо на воде, их приподнимают, если дамам из сераля угодно немного поплавать. В одной из таких купален мы и очутились в полной темноте. Люки над нами захлопнулись, и поднять, их было невозможно. Впрочем, сверху еще доносились шаги и бряцание оружия. С трудом держась на поверхности, я едва мог время от времени глотнуть свежего воздуха. Видя, что вернуться во дворец нельзя, я попытался хотя бы выплыть за его пределы. Но передо мной была решетка, образованная сваями. Обычно она, наверное, служила -преградой, если бы, плавая, женщинам вздумалось выбраться из дворца, а также заслоняла их от нескромных взглядов во время купания.

Представьте себе, сударь, весь ужас подобной ситуации: прямо над головой — настил из досок, под настилом шесть дюймов воздуха, причем вода мало-помалу прибывает, за шесть часов уровень Средиземного моря повышается на один-два фута. Хватило бы и более медленного подъема воды, чтобы очень скоро захлебнуться.

В отчаянии я принялся трясти сваи, которые окружали меня словно клетка. Изредка я слышал вздохи несчастных канатоходцев, которые тоже пытались найти путь к

спасению. Наконец я нащупал то ли разъеденную сыростью, то ли более старую сваю, которая легко поддалась. Из последних сил я оторвал кусок гнилого дерева и выскользнул наружу благодаря своей юношеской стройности. Затем, цепляясь за наружные опоры, выбрался на берег! Не знаю, что сталось с моими товарищами по несчастью. Напуганный опасным приключением, я поспешил покинуть Константинополь.

Я не смог удержаться и сказал своему собеседнику, предварительно выразив ему сочувствие но поводу пережитых им страхов, что он наверняка утаил от меня некоторые обстоятельства этой истории.

— Сударь,— ответил тот,— я ничего не добавлю на этот счет и уж, во всяком случае, не буду злоупотреблять великодушием...

Он не закончил фразу. Мне уже приходилось слышать о страшных историях конца прошлого века, в которых якобы  были замешаны некоторые дамы старого сераля.

Сдержанность этого убеленного сединами Буридана ¹³³ вызвала у меня уважение.