Ночи Ромадана

ПРИЛОЖЕНИЕ Прежде чем вновь увидеть приветливые берега Италии и Франции…..

 

Прежде чем вновь увидеть приветливые берега Италии и Франции, мне пришлось пройти карантин на Мальте. Тоскливое пребывание в пыльных казематах форта — довольно дорогая расплата за прекрасные дни, проведенные на лучезарном Востоке. Это был мой третий карантин; первые два — в Бейруте и в Смирне — по крайней мере проходили в тени больших деревьев, на берегу бьющегося о скалы моря, а на горизонте синели далекие земли и острова. Здесь же горизонт был ограничен пространством внутреннего порта и обрывами скал, на которых стоит город Валлетта, а перед глазами постоянно маячили солдаты с голыми коленями. Грустное зрелище! Я возвращаюсь в страну холода и дождей, и Восток для меня уже утренний сон, на смену которому скоро придут заботы дня.

Что еще сказать тебе, мой друг? Что ты можешь найти в этих сумбурных многословных письмах, перемежающихся отрывками из путевых дневников и случайно собранными легендами? Но этот беспорядок — порука моей искренности; ведь то, о чем я писал, я видел и чувствовал. Быть может, мне не следовало описывать тысячи мельчайших событий, на которые обычно не обращают внимания во время научных экспедиций или путешествий.

Следует ли мне оправдываться перед тобой за мое восхищение религиями тех стран, которые я посетил? Да, я чувствовал себя язычником в Греции, мусульманином в Египте, пантеистом среди друзов, поклонником халдейских звезд-богов на море, но только в Константинополе я понял величие той общечеловеческой терпимости, которую сегодня проявляют турки.

Турки придумали одну из самых прекрасных легенд, которые мне когда-либо приходилось слышать: «Четверо путников — турок, араб, перс и грек — проголодались и решили купить что-нибудь съестное. Они устроили складчину, каждый внес по десять пара. Нужно было выяснить, что покупать. Изюм — сказал турок, инаб — сказал араб, ингур — сказал перс, стафилион — сказал грек. Каждый хотел навязать свой выбор другим; вскоре от спора они перешли врукопашную, но вот дервиш, который понимал все четыре языка, подозвал продавца винограда, и сразу же стало ясно, что именно это и хотел купить каждый».

[1]